Информации о громком процессе по обвинению экс-министра экономического развития в получении взятки в особо крупном размере в сети представлено много: аудиозаписи, текстовые трансляции, стенограммы. Особенно заслуживает внимание трансляция «Коммерсантъ», подробно освещавшего каждое судебное заседание. Думаю, что любой масштабный судебный процесс заслуживает того, чтобы быть изученным с точки зрения применения права. Поскольку, хотя в нашем законодательстве и отсутствует понятие прецедента, формируемая судебная практика оказывает неизгладимое влияние на умы тех, кто и занимается применением закона — судей, прокуроров, адвокатов, следователей. Дело Улюкаева, при всем своем масштабе, отразило все характерные тенденции уголовного процесса, сформированного за последнее десятилетие. Попробую взглянуть на него глазами практикующего адвоката, оставив за кадром всевозможные политические и конспирологические мотивы.
Сразу хочу обратить внимание. Дела, подобные рассматриваемому, они архитепичны в своем роде. Почему? Да потому что министр, черный БМВ седьмой модели (наверное, с мигалкой!), портфель, набитый долларами, нефть, акции. Уже за одно это немалый процент населения, уставший от долгов, кредитов, инфляции, неуверенный в завтрашнем дне, уставший от бесконечных разговоров о коррупции и политике, готов линчевать министра. И трудно, практически невозможно винить в этом людей. Рассматривай это дело суд присяжных, его исход зависел бы не столько от доказательств и выступлений, сколько от характеристики состава присяжных. Однако глядя на Улюкаева, в отличии от большинства других чиновников-коррупционеров, он по какой-то причине вызывает симпатию. Ещё более эта симпатия крепнет при заслушивании последнего слова подсудимого. В том, что Улюкаев крайне умный и образованный человек — в этом ему не откажешь. Но посмотрим на материалы из зала суда.
Первое, с чем надо разобраться, в чем обвиняли экс-министра?
Вообще, «взятка» — слово настолько распространенное в обывательском общении, что может показаться, что это что-то очень простое и очевидное. Но как уголовно правовая конструкция, она включает в себя сложную совокупность элементов, при наличии которых можно говорить о факте взятки, как составляющей преступления. Само ее понятие, как таковое, не сформулировано. Пункт 1 ст.290 Уголовного кодекса РФ лишь называет ее, как элемент состава преступления:
«Получение должностным лицом, иностранным должностным лицом либо должностным лицом публичной международной организации лично или через посредника взятки в виде денег, ценных бумаг, иного имущества либо в виде незаконных оказания ему услуг имущественного характера, предоставления иных имущественных прав (в том числе когда взятка по указанию должностного лица передается иному физическому или юридическому лицу) за совершение действий (бездействие) в пользу взяткодателя или представляемых им лиц, если указанные действия (бездействие) входят в служебные полномочия должностного лица либо если оно в силу должностного положения может способствовать указанным действиям (бездействию), а равно за общее покровительство или попустительство по службе —
наказывается…»
Формулировка состава широкая и не всегда легко (а, порой, очень трудно) соотнести фактические обстоятельства с правовой конструкцией (т.е. совершить правильную уголовно-правовую квалификацию). Если переложить понятие «взятки» на привычные примеры, то допустим:
1. Сотрудник ГИБДД берет деньги, чтобы не составлять протокол за управление транспортным средством водителем в состоянии опьянения — это взятка за совершение должностным лицом незаконного бездействия;
2. Начальник ГИБДД берет деньги и обещает водителю, что если его остановят сотрудники ГИБДД, то он решит любые возможные проблемы — это тоже взятка, только за способствование должностным лицом в силу своего должностного положения совершению действий (бездействия);
3. Сотрудник ГИБДД выдает водительское удостоверение без принятия экзамена, за соответствующую денежную сумму — это взятка за совершение должностным лицом, входящих в его служебные полномочия действий в пользу взяткодателя;
4. А вот если начальник ГИБДД берет деньги и обещает, что когда он будет в администрации района, то зайдет к председателю комитета по управлению имуществом и поспособствует, чтобы гражданину выделили хороший земельный участок под строительство дома, то это уже не взятка. Возможно, при наличии дополнительных условий, это будет мошенничество, да и то не факт.
Разница в том, что в первых трех случаях действия должностного лица входят в его должностные (служебные полномочия), а в четвертом варианте — нет. Все это подводит к правильному выводу — первым делом, всегда нужно установить, за что дается взятка? Входят ли вопросы, за решение которых дается взятка, в компетенцию должностного лица?
Изначально, когда суд на Улюкаевым только начинался, Коммерсантъ писал: «Сегодня в Замоскворецком суде Москвы прошёл первый день слушаний по делу бывшего министра экономики Алексея Улюкаева. Он обвиняется в получении взятки в размере $2 млн от представителей НК «Роснефть» за подписание документов, связанным с покупкой компанией контрольного пакета акций «Башнефти».
И здесь, собственно, все понятно. Складывается убеждение, что если бы денежная сумма не была передана Улюкаеву, то и документы не были подписаны, и сделка не состоялась. Но, оказывается, все сложнее.
В репортаже из зала суда 16.08.2017 г., Коммерсантъ цитирует услышанную в ходе процесса фабулу обвинения: «Улюкаев потребовал от Сечина взятку в сумме $2 млн в качестве благодарности за дачу им положительного заключения на осуществление сделки по приобретению пакета акций «Башнефти», угрожая в случае отказа препятствовать законной деятельности «Роснефти» путем дачи отрицательного заключения по иным сделкам компании»,— заявил прокурор. Он добавил, что Игорь Сечин «реально воспринял угрозу» и по возвращении в Россию из Индии обратился в ФСБ»
И тут уже ситуация выглядит совсем по-другому. То есть, получается, что вне зависимости от передачи денежных средств, положительное заключение на осуществление сделки по приобретению акций «Башнефти» было бы дано. А денежные средства выступали гарантом того, что в дальнейшем министерство не будет чинить препятствия Роснефти, в виде дачи отрицательных заключений при совершении Роснефтью тех или иных сделок.
Само по себе требование взятки с угрозой, в случае отказа ее передачи, создания ситуации, препятствующей деятельности взяткодателя, является вымогательством взятки. Вот что на этот счет говорит п.18 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 № 24 — «Под вымогательством взятки следует понимать не только требование должностного лица или лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой или иной организации, дать взятку либо передать незаконное вознаграждение при коммерческом подкупе, сопряженное с угрозой совершить действия (бездействие), которые могут причинить вред законным интересам лица, но и заведомое создание условий, при которых лицо вынуждено передать указанные предметы с целью предотвращения вредных последствий для своих правоохраняемых интересов (например, умышленное нарушение установленных законом сроков рассмотрения обращений граждан)».
Но в выступлениях гос.обвинителя в ходе прений, обвинение в вымогательства взятки Улюкаевым поддержано не было, что автоматически делает бессмысленными любые рассуждения о том, были ли или нет с его стороны угрозы воспрепятствования действиям Роснефти, в случае отказа передачи денежных средств. Таким образом, остаётся «получение взятки». Но за что? Единственный ответ, исходя из известных обстоятельств, за подписание документов по покупке Роснефтью акций Башнефти. В прениях, по словам прокурора «Улюкаев просил Сечина выплатить ему вознаграждение за допуск «Роснефти» к приватизации «Башнефти»: он показал Сечину два пальца, и этот жест Сечин расценил как требование взятки в размере $2 млн.
В дальнейшем, так и не стало понятно, как Минэкономразвития могло повлиять на сделку? В ходе рассмотрения были исследованы доказательства, свидетельствующие о том, что ряд министерств и должностных лиц полагали, что сделка по приобретению не будет иметь положительного экономического эффекта, поскольку приватизация акций подразумевает привлечение инвестиционных денежных средств, т.е. не находящихся в ведение государства. А поскольку Роснефть фактически контролируется государством, то произойдет лишь переход акций от государства к компании, контролируемой государством. То есть деньги просто будут как бы переложены из одного кармана в другой. Но в дальнейшем было установлено, что каких-либо законодательных ограничений к участию в данной сделке «Роснефти» нет и какое-либо одобрения Минэкономразвития не требовалось. И сведений о каких-либо препятствиях для её участия, чинимых Улюкаевым или кем-либо ещё — не имеется.
Внимание заслуживает ещё один документ, а именно сообщение о преступлении. При оглашении материалов, как следует из трансляции Коммерсантъ, было зачитано заявление, написанное руководителем службы безопасности «Роснефти» Олегом Феоктистовым, который писал, что от Сечина узнал о тот, что Улюкаев вымогал у него $2 млн за положительную оценку сделки. В противном случает, по словам заявителя, обещал всячески препятствовать сделке и угрожал компании «значительными финансовыми потерями». К сожалению, не указывается, о какой сделке идет речь, но, предположим, что именно о покупке акций «Башнефть».
Заявление серьезное. Но какие доказательства приводятся в подтверждение «обещаний препятствовать сделке». И опять же, упоминаний о таких доказательствах трансляция не содержит. Сечин не явился на суд в качестве свидетеля и его показания не были оглашены. Тогда каким образом можно подтвердить факт взятки за совершение, угрозу совершения или несовершение каких-либо действий? И вот тут обвинение переносит акцент с этого вопроса на факт передачи денег.
Конечно, разговор при их передачи может пролить свет на отношения между людьми. Обычно, в этой связи, лицу, участвующему в оперативном эксперименте, настоятельно рекомендуется как можно больше говорить о происходящем. Так, может озвучиваться сумма денег, валюта, предлагается пересчитать сумму или убедиться в ее наличии, задаются вопросы о дальнейших делах по решению вопросов, с целью разрешения которых и передается взятка. Здесь же мы этого не слышим. Происходящие разговоры полностью нейтральны. Ни что не опровергает того, что Улюкаев мог подумать, что в сумке вино или еще какой-нибудь подарок.
Другой важный момент заключается в том, что в рассматриваемом деле, взятка — это деньги. А предметом передачи по делу выступал портфель. Вызывает вопрос, почему оперативно-розыскные мероприятия по такому делу были проведены столь небрежно? Почему красящее вещество было на ручке портфеля, а не на денежных купюрах. Почему необходимо было задерживать Улюкаева сразу, а не спустя какое-то время, когда стало бы очевидно, что он обратил переданные ему денежные средства в свою пользу, а не позвонил, к примеру, Сечину, с просьбой забрать доллары.
В общем, эксперимент получился какой-то скомканный, формальный.
Задавая вопросы Улюкаеву при даче тем показаний, гос.обвинитель очень тяжело формулировал вопросы. Но их суть сводилась к следующему — почему вы считали, что Роснефть не должна участвовать в приватизации Башнефти, а потом передумали? На это Улюкаев отвечал — как экономист считал нецелесообразным, но законодательных ограничений не усматривал. Что тоже звучит вполне логично.
В общем, подводя итог, можно сказать, что единственным доказанным фактом является то, что Улюкаев взял портфель и поставил его в багажник служебного автомобиля. А в портфеле находились деньги, $2 млн. И вот тут глас общественности скажет: «Но ведь взял же! Как его можно защищать?». И чтобы ответить на этот довод, необходимо немного вникнуть в науку уголовного права, а именно рассмотреть такую категорию, как «объективное вменение». Что это значит? В объективном, видимом мире может происходить множество изменений. Допустим, один человек может причинить другому человеку травму, которая вызовет смерть. Имущество без воли собственника может перейти к другому лицу. Должностное лицо может получить сумму денег. И вот если в данных примерах, установив указанные обстоятельства, мы привлечем к ответственности в первом случае за убийство, во втором за кражу, а в третьем за взятку — это и будет объективное вменение. То есть берется во внимание только факт, но не оценивается психическое и волевое отношение субъекта к произошедшему. Поэтому вопрос вины является принципиальным. А совокупности доказательств, подтверждающих вину Улюкаева, в исследованных источниках, на мой взгляд, нет.
Безусловно, вынесенное решение будет оспариваться. Защита имеет хороший козырь, в виде недопрошенного Сечина, для обращения в Европейский суд по правам человека. Даст свою оценку дела и Верховный Суд. Думаю, участвующие в деле защитники, умом не надеялись на оправдательный приговор. Но их расстройство, при вынесении столь строгого вердикта, когда суд не скорректировал слабость обвинения размером наказания, вполне объяснимо. Одним словом, будем ждать развития ситуации.